«О нем не то что сплетничали, а любили поговорить-о его заработках, обедах, приемах. А он шагал себе, как бы не замечая шума и разговоров, радуясь себе.»

Что он мог знать о том, как они здесь жили все эти годы, какое право имел судить их?

Тед был чертовски любознательным, по каждому поводу имел свое бесценное мнение и лишь из природной жадности не желал им делиться.

-Дом строишь?-спросил Ивлев.
-Ага.
-Зачем?
-Охота пожить по-человечески.
-Это надо… Я тоже, наверно, когда-нибудь себе дом выстрою.

Доктор Моррис не смотрит федеральные каналы, не читает новостные ленты и не выходит на улицу. Все новости он узнает от экономки и от людей, которые приходят сюда. Поэтому он так любопытен.

Собственно, как отличить с одного взгляда богатый квартал от бедного: в бедном вся техника новенькая и блестящая. Богатые предпочитают эксклюзивные, мощные, долговечные машины и ездят на них по десять лет минимум. Бедные берут пластиковые игрушки, для которых даже ремонтных программ не предусмотрено. Поэтому в бедных кварталах подержанная машина часто указывает на определенную состоятельность и самостоятельность владельца: у него есть деньги на содержание транспорта, который надо обслуживать, и есть моральная сила, чтобы выломиться из общего ряда.

Завоевав себе славу хорошего переписчика, Даша, подстрекаемая самолюбием, захотела сочинять деловые бумаги. С навыком к ним, природным умом и смышленостью, приученная братом отыскивать в разных уложениях приличные к делу законы, она вышла из этой «школы"маленьким чудом-адвокатом.Первые опыты были одобрены братом, вторые оказались ещё удачнее и так далее и далее. Разумеется, просители в этой крошке-девочке не подозревали своего настоящего адвоката, скрытого за именем брата, но большею частью изъявляли желание как непременное условие, чтобы бумаги их были переписаны лёгкой, золотою ручкой барышни, потому что ручка эта, как гласила молва, приносила счастье. И все это делала Даша без всякого учения об эмансипации женщин, коммунистических и социалистических доктрин, о которых она не имела и понятия.

«-Вы не заставите меня голодать, проклятые янки!»

Мой киргизский наряд приводил красавицу в недоумение: она украдкой осматривала меня с ног до головы и не знала, что сказать.
-Не пугайтесь меня, сударыня,-сказал я,-я киргиз, уроженец диких степей;но и у киргизов есть также сердце, и они знают, что такое сострадание к несчастью ближнего. Будьте откровенны со мною, как с человеком, который почитает за богатую добычу всякий случай быть полезным страждущим и несчастным.

Во всех интервью Алексею Кирилловичу приходилось говорить, что он слушает исключительно радио «Русский шансон», чтобы не оскорбить эстетическое чувство своих многочисленных читателей, на самом же деле он любил Россини и Верди.

…"Кольке дают туфли (он в тапочках), и Колька пляшет… Пляшет он красиво, с остервенением. Враз становится серьезным, несколько даже торжественным… Трехрядка прикипает к рукам, в меру помогает «цыганочке», где надо молчит, работают ноги. Работают четко, точно, сухо пощелкивают об асфальт носочки-каблучки, каблучки-носочки…Опять взвякивает гармонь, и треплется по вспотевшему лбу Кольки льняной мягкий чубарик. Молчат вокруг, будто догадываются: парень выплясывает какую-то свою затаенную горькую боль. В окне на третьем этаже отодвигается край дорогой шторы-Валя смотрит на своего «шута».Она тоже серьезна. Она тоже в плену исступленной, злой «цыганочки».Три года назад этой самой «цыганочкой» Колька «обоял» гордую Валю, больше гордую, чем… Словом, в такие минуты она любит мужа."

Первый из проснувшихся королей, был самым из них чванным. Он страшно гордился своим происхождением от легендарного Бофаро, и простые люди были для него ничтожеством.
И вот этому-то тщеславному человеку Ружеро внушил, что он-ткач, мастер обучил его основам ремесла. Бывший король сел за ткацкий станок и бойко принялся орудовать челноком, приговаривая:
-Соскучился я по своей работе!

Чудик поспешил сойти с крыльца… А дальше не знал, что делать. Опять ему стало больно. Когда его ненавидели, ему было очень больно. И страшно. Казалось:ну, теперь все, зачем же жить? И хотелось куда-нибудь уйти подальше от людей, которые ненавидят его или смеются.

Красная земля Тары давала ей силы как молоко матери.

Француженка жила как птичка, ни о чем не думая, и триста франков быстро где-то расфуфырила, а может, раздарила на сувениры, ибо дарить больше было нечего. Когда пришла пора отъезда, она спохватилась в последний день, что денег на билет нет, и стала всем названивать. Деньги нашлись, и опять же у Марты. Знай Марта о том, что ей скоро уезжать, а у неё ни копейки, она бы себя изгрызла, но заработала бы несчастные триста долларов, однако одалживать бы не стала. Но билет это пустяки. Суть в другом-в той эйфории, той радости, с какой воспринимала все события своей жизни Мишель. У неё всегда «ноу проблем», она всегда щебечет, как птичка, она всегда весела. Марту даже стала раздражать её вечная веселость. Порежет палец-радуется, как дитя, тому, какая алая и красивая кровь. Идёт дождь: ах, какой дождь, пошли под дождь! Сияет солнце: ах какое солнце, пошли на солнце, на пляж!

«Мне не нужен „железный стул“!Кхалы не сидят на стульях! Кто не способен усидеть на лошади-не кхал!»

Бокс — это сила.
Бокс — это уверенность.
Бокс — это стиль жизни!

Он был таким светлым, таким… Вы скажете — все эльфы такие. Нет. Он особенный. Он такой особенный, что к нам люди ходили — поболтать с ним, пока их стригут. Отец научил Чонга стричь детей. Дети его обожали. Вечерами Чонг никуда не ходил, сидел в комнатке и зубрил законы. Отец говорил: Чонг, зачем ты сидишь дома, пойдем с нами, в Квартале праздник. Чонг откладывал занятия и шел с нами на праздник. Он все старался делать как мы. Он не знал китайского, когда приехал, но выучил его за месяц. Через год он не только говорил, но и читал, и писал. Он выучился даже каллиграфии. А теперь я вам скажу, каков Чонг. Он не просто подражал. Он любил все, чем занимался. Он любил убираться в парикмахерской, развлекать людей и стричь детей. Он любил говорить по-китайски. Он любил нашу литературу. Он так радовался на наших праздниках — как ребенок. Он был чистым, чистейшим.

Я хотя определен был младшим корнетом, но товарищи приняли меня весьма прохладно от того, что я поступил из гражданской службы. Невзирая на вежливое мое обхождение и на старание заслужить любовь офицеров, меня прозвали подьячим, хотя я клялся, что от роду ничего не писывал, кроме любовных писем и сам ненавижу крючкотворцев более, нежели турок, с которыми мы шли сражаться. Шутки не прекращались, и даже повторялись чаще, с тех пор как я стал сердиться. Ротмистр Бравин, который полюбил меня искренн…
… показать весь текст …

Барт Камерон-человек раздражительный, и особенно легко он раздражается, когда ему приходится подсчитывать свой подоходный налог. Видите ли, кроме того, что он шериф, он еще держит лавку, является совладельцем овцеводческого ранчо, получает пенсию как инвалид войны (у него повреждено колено) и имеет еще кое-какие доходы. Ну, и, конечно, ему нелегко подсчитать, сколько с него причитается налога.